№ 4, 2020 год

Задача предлагаемой статьи — обозначить ключевые тенденции и противоречия в изучении и интерпретации творчества Ф. М. Достоевского на рубеже XX и XXI веков. Достоевсковедение — одна из наиболее развитых и активных отраслей российской науки о литературе, что подтверждается большим количеством регулярных научных конференций, а также значительным числом фундаментальных монографических исследований. Как главный методологический прорыв современного достоевсковедения (и вместе с тем — вызов ему же) рассматривается поиск новой интерпретационной основы в христианской традиции, выявивший ряд аксиологических и методологических противоречий, в том числе неизбежность выбора между литературоведческим и религиозно-философским дискурсами. Вопрос о христианском фундаменте творчества Достоевского раскрывается в трех аспектах: наряду с «догматическим начетничеством» (по определению И. А. Есаулова) актуальным остается прочтение произведений писателя в контексте наследия религиозной философии Серебряного века, а также анализ и интерпретация текстов Достоевского в духе исторической поэтики при принятии постулата о христианской природе «предания» в русской литературе. Методологические искания достоевсковедов, показательные для рубежа ХХ‒ХХI вв., нашли свое выражение во множестве «исследовательских сюжетов»: это полемика вокруг определений «реализм в высшем смысле» / «христианский реализм» и спор вокруг романа «Идиот» и образа князя Мышкина, обусловленный рецептивным конфликтом интерпретаторов. В отдельный сюжет выделена проблема использования наследия М. М. Бахтина: ключевые понятия его концепции в литературоведении «работают» либо в скорректированном виде, либо в форме научных метафор, либо в форме «апелляции к авторитету». Предпочтительнее включение бахтинского наследия в проблематику достоевсковедения в качестве важнейшего факта истории восприятия Достоевского, а не методологической основы изучения художественного текста. Очевидны и масштабные текстологические достижения современной науки о Достоевском. Вместе с тем не преодолены противоречия интерпретаций, порожденные выходом за пределы «спектра адекватности» при толковании классического текста. Творчество Достоевского по-прежнему вызывает методологические споры. Это означает, что история его восприятия остается творимой, живой историей. Автор «великого пятикнижия», по-прежнему, не объект, а субъект современной культуры.Достоевский, критика, анализ, интерпретация, христианская традиция, текстология, историческая поэтика

В статье предпринят критический анализ источников, сообщающих подробности произнесения «Пушкинской речи» Достоевского 8 июня 1880 г. Это письма, дневники и мемуары слушателей, телеграммы и отчеты в газетах и журналах того времени. Перекрестная проверка имеющихся и новонайденных источников позволила выявить целый ряд домыслов, сочиненных, как правило, из идейных соображений. В центре внимания — мемуары Е. П. Летковой-Султановой и Д. Н. Любимова, изображавшие событие с идеологически противоположных точек зрения. Так, Леткова решительно отрицает момент единодушия аудитории Достоевского, зафиксированного другими мемуаристами, и настаивает на изначальном отторжении радикальной молодежи от его речи. Ее воспоминания обычно вызывают доверие исследователей, поскольку автор приводит в подтверждение своей позиции отрывки из личного дневника, касающиеся двух дней Пушкинского праздника (7 и 8 июня) и утверждающие приоритет Тургенева. Мемуары Летковой были опубликованы в 1932 г. Однако в Российском государственном архиве литературы и искусства в фонде Н. С. Ашукина сохранился другой, более ранний и еще не публиковавшийся текст. Это пять рукописных страниц статьи «Июньские дни 1880 г. в Москве. (Из дневника Ек. Летковой)». Сопоставление ранней (1924) и поздней (1932) редакций «дневника» Летковой приводит к выводу, что сам «дневник» был позднейшей мистификацией, которая должна была утвердить правоту прогрессивных сил в их оппозиции Достоевскому (этот мотив был значительно форсирован в редакции 1932 г.). Так же были устроены и мемуары Д. Н. Любимова, с той разницей, что они освещали событие с консервативной точки зрения. Воспоминания Любимова востребованы исследователями, поскольку он подробно описал аудиторию Достоевского. Это описание должно было подвести к мысли о консолидации лучших представителей русского общества. Однако критический анализ этого источника показал, что больше половины названных им слушателей Достоевского не могли присутствовать на заседании. Мемуарист также исказил картину восприятия речи Достоевского Тургеневым (он якобы «зарыдал», когда оратор поставил Лизу Калитину рядом с Татьяной Лариной). В результате исследования был уточнен целый ряд моментов восприятия «Пушкинской речи» Достоевского как ключевого события русской культуры, что позволяет приблизиться к его осмыслению на фундаменте верифицированных свидетельств современников.Достоевский, Пушкинская речь, критика источников, проблема достоверности

В статье подробно проанализирован восьмисерийный историко-биографический художественный телефильм «Достоевский», снятый в 2011 году режиссером В. И. Хотиненко по сценарию Э. Я. Володарского. Авторы сериала поставили задачу создать образ «нехрестоматийного Достоевского», в целом (или во многом) не известного современному зрителю. Однако суть и содержание «нехрестоматийности», равно как и «хрестоматийности», не были ими ни обозначены, ни раскрыты. Профессиональная экспертиза обнаружила в сценарии массу грубейших искажений и биографии Достоевского, и отечественной истории. Провальный сценарий после частичной режиссерской правки был все же принят им к постановке, которая оказалась в результате столь же провальной. Задача фильма, как ее декларировал режиссер, — показать Достоевского в его человеческом измерении — реализовалась весьма специфически: ради ложной драматизации подлинные переживания писателя в роковые моменты его жизни были подменены вымышленными; многие события, доподлинно известные и документированные, — нарочито искажены. Писатель интересовал режиссера в основном как личность, поврежденная многими пороками, с биографией, наполненной небывалыми экзотическими подробностями. Режиссерским произволом Достоевскому приписывались намерения, страсти и поступки его героев — этот негодный, хотя и распространенный прием был активно востребован в сериале. Россыпь фривольных сцен должна была доказать современному зрителю, что Достоевскому не было чуждо ничто человеческое. Литературная жизнь Достоевского, публичные чтения, которые он так любил, в фильме были представлены как приманка, на которую завлекалась очередная жертва мужского любострастия. По сериалу выходило, что писатель репетирует в своем личном пространстве будущие криминальные поступки персонажей. Подлинный, известный Достоевский, остался не востребован режиссером сериала. В нем не нашлось места ни работе над романом «Бесы», ни истории создания «Братьев Карамазовых», ни открытию памятника Пушкину в Москве и «Пушкинской речи» писателя, ни его драматическим отношениям с К. П. Победоносцевым, ни дружбе с С. А. Толстой, ни жестокому нездоровью последних дней, ни кончине, ни беспрецедентным для России похоронам. Очевидно, что биографические картины о Ф. М. Достоевском впредь будут нуждаться в квалифицированной консультации специалистов.Ф. М. Достоевский, В. И. Хотиненко, Э. Я. Володарский, историко-биографический сериал, сценарий, интерпретация, человеческое измерение, вымысел, клевета, миф

Семья Достоевских приобрела имение Даровое в Тульской губернии Каширcкого уезда 7 августа 1831 г. Здесь будущий писатель с братьями и сестрами проводил счастливые летние месяцы с 1832 по 1836 г. Поместье включало сельцо Даровое, деревню Даровую и земли в пустошах Нечаевой, Триполье, Хариной, Шелеповой и Чертковой. Перечисленные территории c конца XVIII в. по 1829 г. принадлежали каширскому помещику Василию Иевлевичу Хотяинцеву, затем — его сыновьям Петру, Николаю и Василию, и после них — внукам Павлу и Ивану Хотяинцевым. Последний из названных владельцев в 1829 г. продал имение О. А. Глаголевской, а она в свою очередь — матери писателя, М. Ф. Достоевской. В феврале 1833 г. ее мужем, М. А. Достоевским, поместье было расширено покупкой соседней деревни Черемошни с одноименными пустошами. В 1840 г., после смерти родителей, владельцами Дарового стали братья и сестры Достоевские: Михаил, Федор, Варвара, Андрей, Вера, Николай и Александра. В 1852 г. имение у них выкупила младшая сестра писателя, Вера Михайловна Достоевская (по мужу Иванова). После нее Даровым и Черемошней владели ее дети. Авторы статьи проанализировали документы Российского государственного архива древних актов, Государственного архива Тульской области, Центрального государственного архива г. Москвы, Отдела рукописей Российской государственной библиотеки. На основе архивных материалов раскрыты обстоятельства смены владельцев сельца и деревни Даровое и произошедшие в них изменения с конца XVIII в. по 1852 г., выявлены детали покупки Дарового М. Ф. Достоевской и определена точная дата приобретения деревни Черемошни М. А. Достоевским (16 февраля 1833 г.). В ходе исследования выяснились обстоятельства перехода имения к В. М. Ивановой и дата сделки (20 октября 1852 г.), названы участники раздела. Среди них нет Ф. М. Достоевского, отказавшегося ранее от своей доли наследства. В данной статье впервые публикуются закладные на Даровое и Черемошню 1833 г., план дачи сельца Дарового с господской усадьбой 1847 г., а также раздельный акт 1852 г., в котором уточняются условия приобретения В. М. Ивановой родительского имения, его размер и состав.Ф. М. Достоевский, сельцо Даровое, деревня Даровая, деревня Черемошня, И. П. Хотяинцев, О. А. Глаголевская, М. Ф. Достоевская, М. А. Достоевский, В. М. Иванова

В статье впервые вводится в научный оборот аутентичный текст брачного обыска, составленного причтом Богородице-Одигитриевской церкви города Кузнецка при подготовке к венчанию 6 февраля 1857 г. Федора Михайловича Достоевского и Марии Дмитриевны Исаевой. Подлинник этого документа не сохранился, так как, видимо, сгорел во время пожара, произошедшего в кузнецкой церкви в декабре 1919 г. В биографической литературе известен текст брачного обыска, который восходит к рукописной копии, снятой около 1916 г. священником Одигитриевской церкви Николаем Рудичевым и хранящейся ныне в Доме-музее Ф. М. Достоевского в Семее (до 2007 г. Семипалатинск). С рядом неточностей она была опубликована в 1916 г. священником и краеведом Б. Г. Герасимовым в малодоступном ныне издании — «Сибирская летопись». В настоящей статье брачный обыск воспроизводится по фотокопии с утраченного подлинника, которая была сделана в 1909 г. и ныне хранится в Литературно-мемориальном музее Ф. М. Достоевского в С.-Петербурге. Подпись-автограф писателя под текстом брачного обыска заставляет рассматривать его как личный официальный документ, чем обусловлена необходимость включения брачного обыска в основной корпус академического Полного собрания сочинений писателя, в раздел «Официальные письма и деловые бумаги». Значительную часть статьи занимает полемика с гипотезой сибирских краеведов М. М. Кушниковой и В. В. Тогулева, с точки зрения которых указанный брачный обыск задолго до пожара 1919 г. был изъят из церковного архива и уничтожен с целью скрыть содержащийся в его тексте подлог, делающий первый брак Достоевского незаконным. Соглашаясь с тем, что в документе действительно содержался подлог, автор статьи, опираясь на законодательство эпохи, доказывает, что вывод о незаконности брака писателя является большим преувеличением, а у гипотезы об изъятии и уничтожении брачного обыска нет серьезных оснований.Достоевский, Мария Исаева, священник Евгений Тюменцев, Кузнецк, Богородице-Одигитриевская церковь, венчание, обыск брачный, подлинник, фотокопия утраченного документа

В архиве Ф. М. Достоевского сохранилось семь писем, написанных к нему между октябрем 1864 и январем 1865 г. некой Марфой Браун. Среди исследователей жизни и творчества Достоевского идут споры по поводу их отношений. В статье рассматриваются письма Марфы Браун и ее будущего супруга, литератора и очеркиста, сотрудника журналов «Время» и «Эпоха», отставного штабс-капитана Петра Никитича Горского к Федору Михайловичу, уточняется характер их взаимоотношений. Цель данной статьи — систематизация известных, но разрозненных сведений о Марфе Браун (она же — Марта Браун, Марфа Петровна Панина, Елизавета Андреевна Хлебникова), выявление новых материалов о ее жизни, определение той роли, которую сыграл Достоевский в жизни М. Браун и П. Н. Горского, ставится вопрос о возможном отражении отношений М. Браун и П. Н. Горского в романе Достоевского «Преступление и Наказание».Ф. М. Достоевский, Марфа Браун, Елизавета Хлебникова, Андрей Ильич Хлебников, Петр Никитич Горский, литературное окружение, эпистолярное наследие, «Время», «Эпоха», архив, прототип

Статья посвящена выяснению роли имен римских императоров в каллиграфических записях Достоевского конца 1860-х гг. (Российский государственный архив литературы и искусства, фонды 212.1.6, 212.1.7). Одной из причин обращения Ф. М. Достоевского к образам и сюжетам римской истории стала типичная для образованных слоев середины XIX в. мысль о том, что история Рима являет образцы добродетелей и примеры пороков и злодеяний и поэтому представляет высокую степень важности для каждого, кто неравнодушен к судьбам человечества. Поскольку в творческие размышления писателя включены, главным образом, Гай Юлий Цезарь и властители первых двух веков (и первых трех династий) эпохи Империи, то интерес писателя к римским цезарям необходимо соотносить с его оценкой истории Рима I—II вв. как времени столкновения императорского культа и веры в Иисуса Христа. Это было время усиления единоличного характера власти императора и распространения императорского культа, с одной стороны, и становления христианства — с другой. Вместе с тем объектом внимания Достоевского стали также Аттила и Ромул Августул, имена которых связаны с завершающими страницами истории Западной Римской империи. Источниками ассоциаций и мотивов, связанных с римскими цезарями, были для Достоевского не только тексты античных и христианских авторов, но и образы императорского Рима в современной литературе и публицистике. Важнейшие нюансы смысла рождались из сопоставления древнеримской истории с новой историей Западной Европы и России. Знаменательна эволюция темы каллиграфических записей в романе «Идиот»: если в первоначальных набросках к роману акцент был на деспотизме и чудовищности римских властителей, то в записях к окончательной редакции — на отражении истории императорского Рима и его судьбы в Апокалипсисе.Ф. М. Достоевский, текстология, каллиграфия, прототипы, античность, Древний Рим, Римская империя, римские цезари, «Идиот», Апокалипсис, Т. Н. Грановский

В статье исследуется дважды встречающийся в записных тетрадях Достоевского латинский афоризм Strepitu belli propelluntur artes. Уточнены написание и перевод афоризма, его грамматико-стилистическое построение, а также возможные источники латинской цитаты. Исследуемое выражение контекстно не связано с русским текстом и функционирует как самостоятельное высказывание. Выявлена семантическая связь афоризма с содержанием страниц, на которых он находится. Латинское выражение маркирует тему войны. Заложенное в афоризме противопоставление войны и искусства, традиционно понимаемое как невозможность их сосуществования, осмысляется писателем в виде парадокса: устами героя-парадоксалиста Достоевский развивает мысль о том, что только во время войны истинное искусство пробуждает души, мобилизует духовные потребности общества. Далее уже от своего лица писатель высказывается о природе истинного искусства, которое в мирное время волнует людей высокими идеалами, но социальная реальность такова, что для духовно нездорового общества война — единственный способ пробудиться и очиститься, но не просто война, а война из-за великодушной идеи. Латинская цитата является ключевым звеном в рассуждениях писателя, становится инструментом его аргументации.Достоевский, античная традиция, латинский язык, афоризм, цитата, парадокс, парадоксалист

В работе проанализирован материал двух записных тетрадей Ф. М. Достоевского 1864–1867 гг. (РГАЛИ. Ф. 212.1.4 и 5). Исследование проведено в трех основных направлениях: отбор информации для алфавита буквенных начертаний; сопоставительный анализ источников — рукописей и публикаций рукописного текста, с целью установить и исправить ошибки его прочтения; характеристика каллиграфии и собственно графики Ф. М. Достоевского. Был составлен алфавит буквенных начертаний (классификация букв с описанием их особенностей), установлены типичные и нетипичные варианты написания; выявлены многочисленные эксперименты по изменению почерка (элементы каллиграфии, виньетки, росчерки, укрупнение начальных букв) и заметное увеличение числа каллиграфических прописей (Ф. 212.1.5), что связано с началом разработки замысла романа «Идиот», затрагивающего тему каллиграфии. При работе с измененным авторским почерком, нетипичным для повседневных записей, труднее разграничивать строчные и прописные буквы и аргументировать интерпретацию написания. В результате текстологического исследования составлена предварительная классификация разночтений между рукописными источниками и их публикациями, проанализированы причины появления разночтений, выполнена группировка однотипных ошибок. Третье направление, посвященное изучению каллиграфии, расширило спектр задач, связанных с исследованием графики в рукописных текстах писателя, и позволило сделать предварительные выводы о характере ее функционирования: последовательное рассмотрение каллиграфических прописей не подтвердило распространенное мнение, что они так или иначе соотносятся с текстом на той же странице — в большей степени они вызваны воспоминаниями или откликами на реальные события. В целом исследование семантики и идеографии почерка и других графических характеристик в ранних записных тетрадях Достоевского показало, что только графический анализ и навыки работы с почерком писателя — не всегда достаточное условие для адекватного прочтения и воспроизведения рукописного источника: текстологическое исследование предполагает применение комплексного подхода, учитывающего все условия создания рукописного текста. Системное исследование графики писателя выявило, что почерк зрелого Достоевского отличается большим количеством вариантов начертаний, однако имеет ярко выраженные индивидуальные устойчивые характеристики, поддающиеся описанию и систематизации.Ф. М. Достоевский, записные тетради, черновые рукописи, текстология, почерк, каллиграфия