29941

Когда становишься въ разрѣзъ съ мнѣніями всѣми уважаемаго писателя и по совѣсти, находишь необходимымъ дѣломъ ему возражать, то у всякаго истиннаго христіанина рождается грустная мысль, которая вызываетъ невольный¹ вопросъ: почему это истинные христіане не пришли въ единеніе по такимъ вопросамъ, о которыхъ кажется и спорить нельзя. Вы въ увлекательной рѣчи восхваляете Пушкина до небесъ, и превосглашаете² его вмѣстѣ съ людьми не имѣющими никакихъ убѣжденій — народнымъ поэтомъ; положа руку на сердце, я не могу съ этимъ согласиться, что такое въ самомъ дѣлѣ Пушкинъ? Это человѣкъ посвятившій всю свою жизнь изящной словесности, преимущественно стихотворству; но онъ не былъ и быть не могъ геніемъ, потому что въ произведеніяхъ его ни когда не проглядывали начала философіи и религіи и Пушкинъ, въ этомъ отношеніи былъ бы единственнымъ геніемъ у

стр. 2

котораго отсутствовали бы философія и религія. Перечтите всѣхъ тѣхъ писателей, которые отъ потомства своего почтены людьми геніальными. Если кто нибудь подумаетъ, что я въ этомъ случаѣ говорю не правду, то я готовъ доказать, что ни одинъ безбожникъ ничего не могъ придумать для человѣчества полезнаго, а слѣдственно такихъ людей нельзя называть геніями. Называть человѣка великимъ геніемъ за то только, что онъ написалъ нѣсколько изящныхъ поэмъ, могло случиться только среди такаго народа, у котораго благоговѣніе³ къ высшему существу не ставится на первый⁴ планъ, слѣдственно Пушкинъ не можетъ быть и народнымъ русскимъ поэтомъ. Объ этомъ я поговорю подробнѣе въ послѣдствіи. Вы можетъ быть скажете: помилуйте! да какой же Пушкинъ безбожникъ? Надо на такой вопросъ замѣтить, что я будучи современникомъ Пушкина, читалъ почти всѣ тѣ его сочиненія, которые ни одна безнравственная печать не согласится помѣстить на страницахъ своихъ изданій. У насъ и ныньче множество находится рукописныхъ сочиненій этаго поэта, въ которыхъ, самая сладострастная безнравственность, дошла до поэмы, выводимой на сцену Божію Матерь. Да вѣдь не безъизвѣстно же Вамъ, что говоритъ

стр. 3

г. Корфъ о религіозныхъ чувствахъ Пушкина; у него не было, говоритъ онъ, ни внутренней, ни внѣшней вѣры; но человѣкъ безъ внутренней и внѣшней вѣры, тогда бы только могъ быть русскимъ народнымъ писателемъ, когда бы и народъ нашъ не имѣлъ ни внутренней, ни внѣшней вѣры; а развѣ это такъ? Вы увѣряете, будто бы безъ указаній Пушкина не было бы у насъ ни «Мертвыхъ душь»<,> ни замѣчательнаго романа графа Толстаго «Война и миръ»! По меньшей⁵ мѣрѣ, такое увѣреніе должно показаться каждому читателю отважнымъ. Вы, по преимуществу народнаго писателя Гоголя ставите ниже Пушкина; что касается до романа графа Толстаго, что же такое можетъ казаться занятымъ у Пушкина авторомъ «Война и миръ». Во вторыхъ Вы говорите, что Пушкинъ множество вызвалъ самыхъ русскихъ типовъ между прочимъ Вы указываете на Татьяну, отказавшуюся слѣдовать за Онѣгинымъ и не обинуясь увѣряете, что это могла сдѣлать только женщина настоящаго русскаго типа; тутъ опять видна самая смѣлая натяжка. Помилуйте, да можно ли такъ дурно думать обо всемъ человѣчествѣ? Такое мнѣніе всякій можетъ назвать кваснымъ патріотизмомъ. Правда, что западныя народы развращены, у нихъ

стр. 4

почти все общество погружено въ безвѣріе; я говорю почти, потому, что и на западѣ есть истинныя христіане, члены того малаго стада, котораго и врата адовы не одолѣютъ; а потому каждая истинная⁶ христіанка, какаго либо западнаго государства, воспитанная при томъ благочестивомъ семействѣ⁷, поступила бы точно также, какъ поступила Татьяна. Даруя Пушкину качество перевоплощенія, Вы отнимаете это качество отъ⁸ Шекспира; но называете того дуракомъ, кто бы вздумалъ⁹ увѣрять, что Вы хотите этимъ унизить Шекспира. Мы того мнѣнія, что ни кто не скажетъ, будто Вы хотѣли унизить Шекспира, но что во всей¹⁰ этой исторіи вышло нѣчто странное, такъ этаго отрицать нельзя. Представьте себѣ, вотъ передъ нами два всемірныя¹¹ генія – Шекспиръ и Пушкинъ; (вѣдь Вы и Пушкина причисляете къ всемірнымъ геніямъ, неправда ли?) Пушкинъ умѣетъ перевоплощаться въ геніевъ чужихъ націй, а Шекспиръ лишенъ этаго умѣнья; слѣдственно, еслибъ Пушкинъ соблаговолилъ¹² написать «Отелло» и «Гамлета», то эти два знаменитыя произведенія Шекспира, выражены бы были Пушкинымъ съ большою правдою, нежели у Шекспира. Вѣдь я ничего не придумываю отъ себя

стр. 5

а все вывожу изъ Вашихъ же словъ, а выводъ этотъ таковъ, что Пушкинъ покрайне¹³ мѣрѣ въ этомъ отношеніи долженъ быть поставленъ выше Шекспира. Вы говорите, что восьмидесяти-милліонный русскій народъ способенъ объединяться; тутъ также видно преувеличеніе. Восьмидесяти-милліоннаго русскаго народа не существуетъ, а есть восьмидесяти-милліонное русское государство, въ которомъ живутъ подъ однимъ скипетромъ поляки, нѣмцы, эсты, латыши, татары, финны и разныя азіатскія инородцы, у которыхъ не возможно подозрѣвать полнаго единенія съ народомъ собственно русскимъ. Теперь скажу нѣсколько словъ о Пушкинѣ, какъ о писателѣ народномъ. Въ чемъ усматриваютъ эту народность ораторы, не пожалѣвшіи¹⁴ въ своихъ рѣчахъ громкихъ фразъ и въ чемъ усматриваете эту народность Вы, хорошенько понять нельзя. Можно ли называть народнымъ писателемъ Пушкина, подарившаго намъ нѣсколько изящно написанныхъ поэмъ, а также драму «Борисъ Годуновъ», повѣсть «Капитанская дочь» и исторію «Пугачевскаго бунта»; да и въ самыхъ поэмахъ Пушкина никакой народности видѣть нельзя: въ «Кавказскомъ плѣнникѣ» изображается народность кавказскихъ горцевъ, въ «Бахчисарайскомъ¹⁵ фонтанѣ» говорится о народности крымскихъ татаръ, въ «Цыганахъ» видимъ больше нравы и обычаи цыганскихъ таборовъ, однимъ

стр. 6

словомъ Пушкина нельзя назвать народнымъ писателемъ, и еще меньше всемірнымъ геніемъ; русской народности нельзя было изучать Пушкину ни въ Новоросійскѣ, ни въ Крыму и ни на Кавказѣ. Еслибъ Пушкинъ былъ народнымъ писателемъ, то мимо его не прошла бы безслѣдно дивная эпопея отечественной войны, онъ изобразилъ бы ее намъ въ стихахъ, какъ это сдѣлалъ графъ Толстой въ прозѣ. Всемірнымъ геніемъ, нельзя признать Пушкина потому, что его и теперь ужъ ни кто не читаетъ<,> съ дѣйствительно всемірными геніями этаго случится не можетъ, произведенія ихъ читаетъ позднѣйшее потомство и не только читаетъ, но и поучается; у Пушкина поучаться нечему, кромѣ можетъ быть, изящества его стиховъ и вполнѣ русской рѣчи. Рѣчь эту надлежало бы усвоить всѣмъ современнымъ нашимъ писателямъ, и перестать писать смѣсью французскаго языка съ Нижегородскимъ. Вотъ мое послѣднее слово о Пушкинѣ. Пушкина давно уже прославили народнымъ поэтомъ, не давая себѣ отчета, въ чемъ именно должна состоять народность? Наша народность основана на трехъ началахъ: Богъ, Государь и Отечество. Бога Пушкинъ можетъ быть и не отвергалъ, но какъ мы замѣтили баронъ Корфъ говоритъ, что у Пушкина не было ни внутренней, ни внѣшней вѣры; надъ государями онъ издѣвался, не щадя даже своего благодѣтеля Николая Павловича; въ этомъ отношеніи баронъ Корфъ замѣчаетъ,

стр. 7

что Пушкинъ, принимая одной рукой благодѣянія Государя, другой, писалъ на него эпиграммы. Петра перваго этаго величайшаго генія онъ называлъ пьяницей. Извѣстно, что Пушкинъ собирался писать исторію Петра Великаго, для чего и подготовлялъ различныя матеріалы; когда же у Пушкина спрашивали, скоро ли онъ начнетъ писать исторію преобразователя Россіи? тогда онъ отвѣчалъ: «а что я стану писать объ этомъ пьяницѣ? Грановскій, до котораго дошли слухи, касательно неприличныхъ отзывовъ о Петрѣ Великомъ писалъ Пушкину: «чѣмъ дальше будетъ отходить въ глубь вѣковъ образъ Преобразователя Россіи, тѣмъ колосальнѣе будетъ становиться этотъ образъ передъ потомствомъ». Ни  динъ изъ великихъ моментовъ русской жизни не былъ понятъ Пушкинымъ и кромѣ поэмы «Полтава», мы ничего не знаемъ такаго, чтобы удостоилось описанія Пушкинымъ; казалось, что въ этомъ случаѣ онъ какъ бы берегъ свою поэзію только для такихъ произведеній, которые не требовали отъ читателей большихъ познаній въ отечественной исторіи. Пушкинъ не удостоилъ вниманія нашихъ великихъ художниковъ; Бруни, Брюловъ, Глинка и многіе другіе¹⁶ замѣчательные русскіе художники не родили въ воображеніи Пушкина ни однаго стиха. Наше церковное пѣніе, обращающее на себя вниманіе даже каждаго иностранца, нисколько не трогало поэта Пушкина; знаменитое¹⁷

стр. 8

твореніе Бортнянскаго, не производили на Пушкина никакаго благоговѣйнаго чувства; это подтвердятъ Вамъ всѣ его современники. Если послѣ всѣго¹⁸ этаго, находятся люди прославляющіи Пушкина великимъ народнымъ геніемъ, то это можетъ происходить только отъ того, что русскій человѣкъ не умѣетъ въ мѣру ни похвалить, ни похулить. Что касается до памятника поставленнаго Пушкину въ первопрестольной Москвѣ, гдѣ воздвигнутъ памятникъ двумъ спасителямъ отечества – Минину и Пожарскому, то потомство наше, составленіе подписки на памятникъ Пушкину, почтетъ такимъ же ловкимъ способомъ, какимъ у насъ собираются подписки на обѣды въ честь такихъ высокихъ особъ, которыя ни чѣмъ подобныхъ обѣдовъ не заслуживали. И такъ милостивый государь Ѳедоръ Михайловичь если Вы откинете фантазіи, которыми¹⁹ съ излишенствомъ²⁰ уснащены герои пушкинскихъ поэмъ, а примите во вниманіе одни выставляемыя²¹ нами факты, то должны будете согласит<ь>ся, что у Пушкина не было точекъ соприкосновенія съ народомъ. Народъ нашъ любилъ своихъ государей, онъ сносилъ всегда даже тираническіе ихъ разспоряженія вѣря тому, что говоритъ священное писаніе: «нѣсть власти иже не отъ Бога», Пушкинъ же, смѣялся надъ своими государями, даже на благодѣтеля своего писалъ эпиграммы; русскій народъ религіозенъ, у Пушкина же не было ни какой²² вѣры; вѣдь это все факты, а не фантазіи, какъ же послѣ этаго Пушкина можно называть народнымъ писателемъ? Недостаточно для поэта, если онъ хочетъ быть народнымъ, создавать такихъ героевъ, о

стр. 9

достоинствѣ которыхъ, надо придумывать разныя фантазіи, какъ это сдѣлали Вы въ отношеніи многихъ пушкинскихъ героевъ. Если бы Пушкинъ былъ дѣйствительно народнымъ поэтомъ, то онъ не проглядѣлъ бы знамѣнательной²³ эпохи нашего развитія. Если бы Пушкинъ былъ народнымъ писателемъ, то онъ сочувственно относился бы къ тѣмъ отечественнымъ художникамъ, которыя составляютъ честь и славу нашей родины. Вы можете называть меня невѣждой за мои мнѣнія о Пушкинѣ, но повѣр<ь>те – потомство будетъ объ этомъ судить иначе; въ его глазахъ Пушкинъ будетъ много имѣть общаго съ Вол<ь>теромъ, а Вол<ь>теръ, вовсе²⁴ не есть такой геній, которому надо бы было удивляться. Что касается до всемірнаго значенія Пушкина, то въ этомъ отношеніи, Вы переходите всѣ границы самаго пылкаго воображенія; Вы говорите: «въ третій періодъ²⁵ своей дѣятельности нашъ поэтъ представляетъ собою нѣчто, почти даже чудесное, не слыханное и не виданное до него ни гдѣ²⁶, и ни у кого»….. «укажите хоть на однаго изъ всемирныхъ²⁷ геніевъ (Вы говорите тутъ о Шекспирѣ, Шиллерѣ и Сервантесѣ) которой бы обладалъ такою способностью всемірной отзывчивости какъ нашъ Пушкинъ»…. «Самыя величайшіи²⁸ изъ европейскихъ поэтовъ никогда не могли воплотить въ себѣ съ такой силой геній, чужаго, сосѣдняго можетъ быть съ ними народа, духъ его, всю затаенную глубину этаго духа и всю тоску его призванія, какъ могъ это проявлять Пушкинъ»….. «Пушкинъ лишь одинъ изо всѣхъ міровыхъ²⁹ поэтовъ обладаетъ свойствомъ перевоплощаться вполнѣ въ чужую національность»…. и т. д. и т. д. все въ томъ же

стр. 10

восторжен<н>омъ и преувеличенномъ видѣ; но мы думаемъ, что одними великолѣпными фразами нельзя создать всемирнаго³⁰ генія, тутъ не довольно такъ называемой Вами отзывчивости Пушкина. Приводимыя Вами въ примѣръ этой отзывчивости «Египетскія ночи» и «Каменный гость», по нашему мнѣнію не могутъ даровать Пушкину воображаемую Вами отзывчивость. Впрочемъ, я знаю, что ни слова мои, ни выставляемые мною факты, убѣдить Васъ не могутъ; въ такомъ случаѣ Вы спросите, для чего же я Вамъ пишу? А вотъ для чего: съ этаго письма остается у меня копія, которая когда нибудь будетъ напечатана; пусть тогда читатели разсудятъ, кто изъ насъ правъ, кто виноватъ! Пусть они рѣшатъ имѣли ли Вы поводъ и основаніе такіе воздавать похвалы геніаль<но>сти Пушкина, при которыхъ онъ становится выше всѣхъ нашихъ писателей начиная съ Ломоносова и кончая Гоголемъ<,> Грибоѣдовымъ и графомъ Толстымъ. Вы конечно будете утверждать, что ничего подобнаго не говорили; да, прямо то Вы конечно этаго и не говорили, но вотъ Ваши собственныя слова: «въ третій періодъ³¹ своей дѣятельности нашъ поэтъ представляетъ собою нѣчто почти даже чудесное, неслыханное³² и³³ не виданное до него ни гдѣ и ни у  кого»…. «укажите хоть на однаго изъ всемірныхъ³⁴ геніевъ, который

стр. 11

бы обладалъ такою способностію всемірной отзывчивости³⁵ какъ нашъ Пушкинъ…», но если Пушкинъ въ отношеніи отзывчивости представляетъ собою почти чудесное, неслыханное и невиданное; если въ отношеніи этой самой отзывчивости ни какой міровой геній сравниться съ Пушкинымъ не можетъ, то какже не заключить изъ такой восторженной похвалы, что предъ г. Пушкинымъ должны стушовываться всѣ наши писатели?

Что касается до великолѣпныхъ ожиданій, отъ нашего народа, то я объ этомъ поговорю въ особомъ письмѣ.

Съ глубочайшимъ почтеніемъ имѣю честь быть Вашимъ покорнымъ слугою

<На лицевой стороне конверта поставлен штемпель: 2 НОЯ 1880 СЕВАСТОПОЛЬ. — Ред.>

<На оборотной стороне конверта поставлен штемпель: 6 НОЯ 1880 С. ПЕТЕРБУРГЪ. — Ред.>